Начну с самого начала. Из гастрольного графика на сайте я узнала, что «Корни» должны выступать в Сочи 10, в Туапсе 11 июля. В начале месяца в городе не было еще никаких афиш, хотя афиши Руссо, Пенкина и прочих вывешивались недели за три и кассы продавали билеты. 6 июля мы с братом поехали посмотреть, что в Сочи. В Сочи, одна у вокзала, вторая на Курортном бульваре, в довольно безлюдном месте, висели 2 (две) маленьких красненьких афишки, зажатых портретами Орбакайте и Руссо. Я спросила кассиршу: «Билеты есть?» – Есть. «А почему нет рекламы?» Она ответила: «Зачем им реклама? Вы их сами встретите, и рекламу сделаете». А восьмого июля несколько красных афишек с любимой лейбочкой наконец появились и у нас. 10 июля, в «Орбите». Я опять к кассирше: - Билеты есть? - Какие могут быть билеты на послезавтра? - И не будет? - Не будет. Я отправилась к старому папиному знакомому, директору парка, в котором расположен наш городской концертный зал. Он отвел меня на второй этаж, в кассу, о которой, по-моему, никто в городе не знает, и там, у замечательной кассирши оказалась толстая пачка билетов, самые ближние из которых были на пятый ряд, по 550 рублей. До «Орбиты» из города добираться примерно полчаса, «город» давал автобус, который должен был отвезти и привезти. Я подумала, что хорошо бы поехать пораньше, увидеть гастрольный автобус, может быть, и самих ребят, но сообразила, что территории дорогих пансионатов (а «Орбита» – пансионат очень дорогой, с собственным концертным залом порядка на два лучше двух наших городских, отчего уважающие себя группы и пролетают мимо нас со свистом прямо в их европейский КЗ) закрыты, без визитных карточек не пустят ни на территорию, ни на пляж, поэтому мы с братом поехали на автобусе с сопровождающими, очень милыми ребятами, и девчонками, у которых тоже были билеты. По дороге подхватили человек сорок в условленных местах, с билетами. Приятное началось с самого начала. Водитель приставил к правому лобовому стеклу согнутый сверху красный плакат «Корней», а город и особенно трасса, вдоль которой идут пляжи, в это время были очень оживленные, навстречу шло очень много курортников, самых впечатлительных из которых наш плакат буквально сшибал с ног. Его замечали, ахали, взрослые улыбались, девчонки обмирали – словом, было очень приятно находиться внутри автобуса. Гастрольного автобуса ребят мы не видели. На паркинге у въезда на территорию было очень много автобусов из пансионатов и легковушек, приехавших на концерт, очень много публики, их автобус стоял где-то в другом месте. Перед входом в зал девчонки продавали фотографии в больших альбомах, с автографами и без. Пока мы листали альбомы и выбирали фотографии, спрашивали и покупали в основном Асташенка. Вход в зал прямо с аллеи, без фойе, зал очень красивый, весь очень новый, сцена еще до начала была освещена переливающимся, очень густым, красным и синим цветом, на сцене в ряд стояли четыре микрофона, в уголочке слева, очень скромно и уединенно – клавишник, в глубине – ударники и, прислоненная к стойке, коричневая пашина бас-гитара. А на самом краю сцены стояла забытая ребятами литровая бутылка «Аква-минерале», которую Саня Бердников во второй песне очень эффектно сбил ногой. Зал оказался незаполненным, сзади мест 100 свободны. Когда мальчики вышли на сцену, задние переместились вперед. Обидно: если бы в городе нормально продавали билеты, был бы аншлаг. А так нонсенс - «Корни» в незаполненном зале. Вышел ударник Ваня Васюков, надел наушники и сразу заиграл очень громко. Я люблю, когда очень громко, мне за это всегда попадает дома. Потом появились «Корни»: Асташенок в оранжевой рубашечке, белом кепаче и белых брючках, Бердников весь в белом, в рубашке без рукавов с длинным силуэтом черного человечка, Паша, босичком, в смешных рыжих бриджиках, в синей маечке с большой круговой надписью GURU … что-то AT ME, Леша в серых бесформенных штанах, серой футболке с большим портретом и с ключем в ухе; Паша взял гитару, которая сзади оказалась вытертой о его бедро до оранжевого цвета. Заиграли очень мощно, потом Паша поприветствовал, запели «5 тысяч тонн света». Паша по каким-то своим соображениям стоял полуотвернувшись, когда не пел сам, примерно в том положении, в каком он поет половину клипа «Вика». Самое первое впечатление было: мальчики сдержанны, корректны и даже замкнуты; не то, чтобы устали, а как будто такая манера поведения. Открытым, жизнерадостным, зажигательным был только Бердников, который с первых тактов начал танцевать и сшиб ногой бутылку. Ощущение некоторой деловитости сохранялось и дальше, как будто трое, кроме Бердникова, говорили: мы не веселимся, мы работаем. И прекрасно работали, само их появление, то, как появились, заиграли и начали концерт, повергло в шок. Очень редкое ощущение, и хотя я довольно много видела, я не помню, чтобы чей-то выход вызвал у меня такое сильное и острое чувство. Если говорить правду, то я ожидала гастролей ребят и ехала на концерт с беспонтовой и непорядочной надеждой: увидеть, подумать «ну, так. ничего особенного» и после этого перестать постоянно, непрерывно о них думать. Думать – но так, слегка, в кайф, как, например, об «О-zone», пока не надоели. С одной стороны, не хотелось разочаровываться сильно, но с другой я надеялась именно чуть-чуть разочароваться, чтобы после концерта относиться к ним попроще и не в такой степени переживать их взлеты и падения в «Двадцатках», «Десятках» и более всего – в одиозном «Золотом граммофоне», во время которого я все 7 недель «Ты узнаешь ее» бегала тайком в кухню пить мамин корвалол, который невозможно пить тайком из-за его сильного специфического запаха. В связи с этим на концерт у меня были особые надежды, которые не только рухнули все сразу, вразумив, что нужно слушать, а что - нет, но после него оказалось даже хуже, поскольку я влетела в зависимость еще более жесткую от рейтингов, голосований и дурацких высказываний в SMS-ках, потому что своими глазами увидела и своими нервами убедилась, что ребята – лучшие, все четверо, как-то необыкновенно, необъяснимо хорошие, по-человечески и во всех других смыслах отличные ребята, и стоят именно хорошего отношения к себе, а не слегка и в кайф. У меня особенное отношение к Паше, я больше всех о нем беспокоюсь, чтобы не обидели (в гестах и SMS-ках именно о нем высказываются в обидном тоне). В «Орбиту» я ехала, собственно, ради Паши и собиралась смотреть на Пашу. Это тоже рухнуло. При абсолютно неизменившимся, а ставшим еще более горячим отношении к Паше, я почти сразу поняла, что не только Паша – все четверо стоят того, чтобы на них смотрели, потому что каждый – неповторимый, каждый – особенный, каждый – лучший. Я описываю свое впечатление от концерта 10 июля. Я не знаю, в какую сторону изменятся или, может быть, уже изменились ребята за прошедшую неделю. Я не знаю, как всё на самом деле и насколько они действительно хорошие, но впечатления от всех вместе и каждого в отдельности перекрыли и заслонили собою все, что я видела до них. До этого милым, хорошим, теплым впечатлением был фестиваль Окуджавы в Кракове, где выступали замечательные европейские певцы, пышно цвели акации, и Домогаров довольно мило вел. Длинный-предлинный французский «Нотр-Дам» я примерно с середины пережидала, когда он кончится, и возмущалась хореографией. Ну, «Любе», вроде бы классика, хиты, «Динамит», где все три – Ильи, удобно, если хочешь запомнить, хотя, если подумать, зачем мне их всех запоминать. И все в таком роде. А тут – большая яркая комета, каждый на свой манер и все четверо – прекрасные. Раньше я гипотетически думала, что никого никем нельзя заменить, теперь я думаю об этом с паникой. Когда Чурикова пишет, что «особой дружбы между ребятами нет, и хорошо, если группа продержится еще год» и каждый говорит о сольной карьере, то мысли в голову поневоле приходят всякие. В третьем ряду сбоку сидели два сильно камуфлированных пехотинца, которые орали то «Паша», то «Санек». Ребята поворачивали головы, улыбались. Вообще на все как-то живо реагировали, всё замечали, и залу, если зал (собрание людей в 500 человек) хотел выглядеть в их глазах приличным, нужно было соответственно прилично себя вести. Из примерно пятисот человек примерно сто оказались не приучены. Пехотинцы довольно быстро куда-то сгинули. Зато девушки стали выходить в проход фотографировать. Некоторые осмелели настолько, что подлетали к сцене, к ногам, и фотографировали в упор – Лешу и Сашу Асташенка. Иногда – Пашу, причем Паша старался отвернуться. Так и выступал босиком, в смешных штанах, на попе – круглые дутые карманы и какой-то текст черными буквами по рыжему. Чем отличается живой концерт от телевизионного? Раньше для меня принципиальная разница была в том, что ТВ-выступления я записываю, а на концерт не взяла камеру из принципа, чтобы видеть ребят «живьем», а не в объектив. К тому же у меня сильно сел аккумулятор, после зарядки снимает 27 минут. А смотрела все равно через объектив – фотоаппарата. 10 июля разницу между «живым» и «неживым» я ощутила нервами. Обидно, что я не услышала половины песен. Почему-то не получилось одновременно смотреть, и слушать, и замечать все, что делалось вокруг. Собственно, я их и с диска почти перестала слышать: одно время, после выхода диска, мы с братом под них буквально жили. А на концерте я ничего не слышала от переживаний из-за девчонок, которые без конца вылетали с фотоаппаратами. Что должен чувствовать Паша, который стоит около Леши, если прицельно, в лоб, фотографируют одного Лешу? Паша, конечно, что-то чувствовал, потому что отворачивался, и выражение его лица говорило, что именно он чувствует. Примерно на третьей песне у Бердникова оборвалась массивная цепочка с фенечкой, он, по-моему, даже обрадовался этому, засмеялся и до конца концерта не выпускал ее из рук, вертел на пальцах. Леша большую часть времени спокойно стоял за своими клавишными, а когда не играл на клавишных, то с этаким вдохновенным лицом делал характерные жесты пальцами. Никакой особенной прически у него не было. Похоже, они днем купались в море, волосы у него были жесткие от соленой воды, и он их не залакировал, а они хорошо стояли сами по себе. Я знаю этот эффект от морской воды, как-то все было понятно про лешину прическу. Паша с гитарой и с очень серьезным видом ходил по сцене, босой, как неприкаянный пастушок, и вел светское общение сначала с Ваней, который наверняка ничего не слышал, но улыбался и отвечал ему, а затем с Асташенком, и в этот момент я пожалела, что не взяла камеру. Было очень смешно, когда они очень близко сошлись перед барабанами, каждый со своей гитарой, не переставая играть, выставили навстречу друг дружке животы с гитарами, о чем-то поговорили в грохоте и очень довольные разошлись по своим местам. Зал был беспардонный, с какими-то хамскими реакциями. Было бы понятно, если бы орали, махали руками, радовались. Бедный Паша попытался научить, как хлопать и поднимать руки с двумя пальцами на песне «We Will Rock You». Не научил. Не поняли. Махали кто как умеет и были сильно озабочены тем, как подскочить к сцене и сфотографироваться НА ФОНЕ. Это фотографирование на фоне чуть не погубило концерт. Примерно после «А мне бы голубем» одна самая смелая подошла к сцене, выбрала место между Бердниковым и Пашей, обернулась лицом к залу, и подружка ее щелкнула. Тут такое началось! Стали выходить непрерывно, по одной и группами, уточняли место, принимали позу, ребята пели с терпеливо-презрительными лицами, и только Бердников, самый воспитанный или самый добрый, а скорее то и другое вместе, как-то интеллигентно веселый и вежливый со всеми, улыбался, танцевал и старался никому не испортить кадр. Подошел сзади к маленькой девчонке и сжал ей руками голову. Она вздрогнула, потом обрадовалась; после этого вошло в манеру становиться в кокетливую позу и разбрасывать руки, чтобы мальчики на сцене оказывались как будто на ладонях, потом попалась стеснительная, которая не приняла позы, и Саня, наклонившись со сцены, вздернул ей руки вверх. Тем, что сидели на местах и не выпрыгивали, стало уже казаться, что цивилизованная часть концерта на этом кончилась, и мы обречены смотреть на девчонок с их амбициями под музыкальное сопровождение «Корней». Кстати, именно Саша, как только кончилась песня, сказал: «Это напоминает, как гуляешь по набережной, а все фотографируются на фоне обезьянок». Потом добавил «и на мотоциклах». У Паши, к счастью, довольно быстро лопнуло терпение, он с гитарой ушел за сцену, и после этого два больших лысых молодых охранника пришли, наконец, в себя. В среднем проходе продолжали фотографировать, но к тем мы уже привыкли. Ребята повеселели. Распорядители потом сказали, что вообще-то таких вещей у «Корней» не допускают, но здесь курортная зона, особые условия, и охранники расслабились. Девчонки все равно каждую минуту выскакивали из рядов и бегали по танц-полу, но фотографироваться на фоне уже не успевали. Зато обнаглели взрослые, которые как мартышек швыряли к сцене своих детей, и щелкали, а детей охранники не имеют права трогать. Они, правда, делали пару шагов в направлении детей, и дети пугались, но родители ни одному не разрешили отойти от сцены раньше, чем его запечатлят. А бедные «Корни» в это время выступали – и замечательно выступали, с живым звуком. При всем зрительском ажиотаже у меня почему-то было довольно твердое убеждение, что только они четверо – нормальные, умные, воспитанные, со здоровыми реакциями. Зал, при том, что был беспокойный, шумный, фотографирующий и снимающий на камеры, был каким-то отмороженным, с жадным холодным любопытством вместо любви. Или мне просто показалось – что эти четверо мальчиков не стоят такого зала с таким отношением к себе, и что жадность и любовь к ним должны быть теплыми, а не наглыми и какими-то обидными. С Сашей, который лучше всех относился к публике, поступили хуже всех. Леша объявил: в нашей группе два Саши. Зал заорал «Асташенок». Леша продолжил: не Асташенок, подумайте еще. Зал напрягся, как следует подумал и сказал: Асташенок. Леша продолжил: у одного из Саш есть любимая песня. Зал заорал «Вика». Леша продолжал интриговать всех дальше, и когда последней дуре было уже понятно, что Саша – Бердников, а любимая песня у него «Девчонки, рокеры и один DJ», зал продолжал твердить: Асташенок, «Вика». Саня, в конце концов запел, а залу таких сложных головоломок больше не загадывали. Уже к концу выступления он на минутку ушел за сцену и принес большой российский флаг. Я думаю, он случайно его нашел, немного им помахал, потом установил на просцениуме и расправил складочки. У Паши что-то случилось с кончиком безымянного пальца левой руки, может, лопнул мозоль, и он с очень озабоченным видом его разглядывал. Потом Леша объявил, что любит (я не расслышала, что именно он любит, не соул, потому что соул любит Бердников, Леша любит что-то другое), а вынужден петь попсу, поэтому уходит из группы, всем пока-пока, вам жалко, что я ухожу или не жалко? Самые преданные его поклонницы радостно крикнули «пока», не выразив своего огорчения по поводу ухода. Ясно, что уходил он в шутку, но и они могли бы в шутку показать, что огорчены. Зал (я не имею в виду тех 400 человек, которые сидели тихо, а только тех сто, которые бегали по танцполу и всем мешали) все время был какой-то звезданутый, взбудораженный. Леша с Бердниковым ушли, остались Паша и Асташенок. Асташенок на концерте был спокойнее всех, почти все время простоял за своим микрофоном в белой кепочке с низко надвинутым козырьком, поклонницы были этим чрезвычайно недовольны. Паша спел «К тебе», затем сказал, что есть песня «Понимаешь», которую он пел с Ирой, Иры здесь нет, а песня процветает, и стал выбирать себе партнершу. Вызвались четыре или пять девочек, он их молча отверг и довольно долго упрашивал кого-то из первого ряда спеть, а она отказывалась. В конце концов он выбрал молодую армянку в белых брюках, сказал, что она самая упорная, а упорство должно быть вознаграждено. Передал ее «доктору Асташенку», который стал учить ее правильно дышать животом, а сам пошел искать бутылку с минеральной водой и нашел ее около ударника. Когда девица подошла к Асташенку, из зала закричали «сними с него кепку». Саня сказал, что он пародирует преподавателя Коробку и кепку не снимет. Паша тоже сказал: «Сними с него кепку» и «сними с него кроссовки». Саня очень долго и очень мило водил по животу и груди девицы (лет 25 на вид, сказавшей о себе, что она «Жанна с Ольгинки»). Паша сказал ей, чтобы она ни при каких обстоятельствах не опускала микрофон и запел просто замечательно. Она тоже запела – вовремя, громко и попадая в ноты: «Понимаешь, просто нам не повезло, было, может, но прошло. Понимаешь» и трижды спела именно эти строки, хотя Паша, широко открывая рот, подсказывал ей правильный текст. Во втором, куплете, правда, вспомнила другие слова и проявила себя тем, что когда пела «мне недавно снился сон, в этом сне был ты и он (а дальше опять-таки «понимаешь, просто нам не повезло, было, может, но прошло, понимаешь»), то свободной рукой очень художественно показала Пашу, как нечто невзрачное и маленькое, а ЕГО – как некое пафосное нечто. Паша тотчас передразнил этот ее жест, очень артистично и забавно, и когда пел «ты прости меня, весна», то спел не «весна», а «Жанна», и тоже с пафосом. А после всего извинился за то, что девица недостаточно знает текст. Вышли опять Леша с Бердниковым. Леша спросил: «Вы рады, что я вернулся? Паша, ты рад?» Паша молчал и смотрел в пол. Леша еще несколько раз спросил: «Паша, ты рад? Паша мне не рад». Потом сказал, что у Паши есть любимая песня, под которую зажигали еще его родители, и что Паша танцует нижний брейк. Паша в это время сел около ударника и выглядел очень усталым. Асташенок возразил, что Паша не танцует нижний брейк, а танцует только Бердников, и Бердников показал, как он его танцует. Запели «Бродить, находить и терять и теряться в темных улицах». Все, что пели, пели очень хорошо. Потом объявили «Вику» – и зал взорвался. Потом Паша ушел к ударникам, поднял рукой ногу за подъем и стал тянуть вверх. Асташенок спросил: «Паша, что у тебя с ногой? Ты готовишь нам сюрприз»? Паша опустил ногу, вернулся ко всем безо всякого сюрприза, и все вместе спели «Ты узнаешь ее». После «Ты узнаешь ее» публика стала совсем неуправляемая и все, кто хотел, вышли на танцпол, а охранники уже никого не прогоняли. Паша попросил поднять и зажечь все светящееся и запел «Я теряю корни», остановился, зал продолжил петь без него и в это время обрел наконец нормальное лицо, достойное такой группы и такого концерта. Потом Паша представил всех, Леша представил Пашу, продюсерский центр, звукооператора и мальчики как-то молниеносно разошлись. Все кончилось, публика разбрелась, оглушенная и очень довольная, девчонки столпились у двери служебного входа, опять продавали фотографии из больших альбомов, и тут уже почти все просили «Пашу». Наш автобус уходил, и я не стала ждать ребят около служебного входа. На обратном пути разговорились с распорядителями (у одного был рулон афиш балета «Тодес», другой – наш старый знакомый по городу, спартаковский фанат Володя Тахмазян). Я спросила, как ребята выносят каждый день такую нагрузку, думая о концерте примерно в таком ключе: «мы пишем вам отличные песни. И сами хорошие ребята. А вы все такие дуры!» Они ответили: привыкли. Сейчас поедут отдыхать в Аква-парк на ночную дискотеку. Две девочки около нас навострили уши, и Володя тотчас сказал: а может, не поедут. Автобус остановился у Аква-парка, и он вышел. Может быть, готовил им поляну? Я спросила, почему не было рекламы и почему не продавали билеты? Парень очень возмущенно ответил, что афиши клеят во всех возможных местах, и через 20 минут ни одной из них не видно. Если афиша с рожицами, то ее сдергивают из-за рожиц, а красные завешивают конкуренты. Это правда: красные краешки чуть-чуть выглядывали из-под синего Пенкина и здоровеннной физиономии Руссо, которые согласились выступать в нашем городском КЗ. Что еще? Всё. С 10 июля живу под впечатлением концерта. Отношусь к ребятам – ко всем четверым – еще лучше, чем до этого, и еще больше переживаю из-за МТV-шных «Десяток» и «Двадцаток». Жду их следующего концерта, на который поеду обязательно. И очень хочу, чтобы группа не распалась, чтобы они были первыми и лучшими. Они лучшие. Просто нам нужно подняться до их уровня, немного поумнеть и убавить природной тупости, чтобы им было не противно и не оскорбительно выступать для нас со сцены.